![]() |
||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||||||
![]() |
НАСУЩНОЕ Драмы Хроники БЫЛОЕ «Быть всю жизнь здоровым противоестественно…» Топоров Адриан Зоил сермяжный и посконный Бахарева Мария По Садовому кольцу ДУМЫ Кагарлицкий Борис Cчет на миллионы Долгинова Евгения Несвятая простота ОБРАЗЫ Ипполитов Аркадий Ожидатели Августа Воденников Дмитрий О счастье Харитонов Михаил Кассандра Данилов Дмитрий Пузыри бытия Парамонов Борис Шансон рюсс ЛИЦА Кашин Олег «Настоящий диссидент, только русский» ГРАЖДАНСТВО Долгинова Евгения Похожие на домашних Толстая Наталья Дар Круковского ВОИНСТВО Храмчихин Александр Непотопляемый МЕЩАНСТВО Пищикова Евгения Очередь ХУДОЖЕСТВО Проскурин Олег Посмертное братство Быков Дмитрий Могу ![]() |
![]() |
Один против мирового сионизма
В гостях у Ивана Шевцова, создателя «Тли»
Книга о борьбе русских художников-реалистов с евреями-формалистами была написана в 1949 году, в разгар борьбы с космополитизмом, но, очевидно, будучи даже для тех времен слишком жесткой, вышла только пятнадцать лет спустя. - «Тля» - это мой первый роман, - рассказывает Шевцов. - Его должны были выпустить сразу же, в сорок девятом, я уже подписал договор и с издательством «Молодая гвардия», и с журналом «Нева», получил авансы и там, и там, но неожиданно поменялась идеологическая обстановка, и мне пришлось положить рукопись в стол. Там она и лежала до самого шестьдесят третьего года. Через несколько часов после знаменитого хрущевского «пидарасы!» Шевцову позвонил его друг скульптор Евгений Вучетич: «Приезжай! Тут такое происходит!» Шевцов поехал к другу. Вучетич часто вызванивал его по самым разным вопросам: мог, например, среди ночи потребовать срочно приехать, чтобы посмотреть свежим взглядом на очередную работу. Но здесь был другой случай: в мастерской скульптора собрались художники, воодушевленные поведением первого секретаря ЦК. Они тоже не любили абстракционистов, и у них в тот день был праздник. - Вучетич сказал мне: Ваня, у тебя же была рукопись на эту тему. Давай срочно ее издавать! Я вернулся домой, сдул пыль с «Тли» и повез ее в «Советскую Россию». Там был новый директор - работник ЦК, очень хороший человек. Он подписал со мной договор, и книга тут же, в пожарном порядке, ушла в печать. В первые дни после выхода романа в центральной печати вышло 14 разгромных рецензий на «Тлю». Шевцов был уволен из журнала «Москва», в котором занимал должность заместителя главного редактора, новой работы не нашел, издательства разорвали уже подписанные договоры. После «Тли» карьера успешного советского журналиста Шевцова закончилась. В 44 года он остался военным пенсионером с 84 рублями пенсии и без каких бы то ни было перспектив в жизни. II. - Я как раз только что закончил семилетку, было лето, и я прямо босиком пришел в редакцию. Газета была белорусская, а редакция у нее - полностью еврейская. Редактор на меня так брезгливо смотрит и говорит: «Молодой человек, это мы не вам письмо писали, а вашему отцу». Я отвечаю: «Нет у меня отца, умер, когда мне год был». Похмыкали, но на работу взяли, хотя я честно предупредил, что смогу работать только до сентября, а потом поеду в Оршу поступать в техникум. И, действительно, уехал, проучился в техникуме два года, а потом произошел скандал. В общежитии техникума стояли солдатские деревянные кровати, в кроватях гнездились кровожадные клопы. Однажды ночью Ваню укусил клоп, юноша вскочил, попытался клопа поймать, но насекомое убежало вверх по стене. Иван встал на кровати ногами, потянулся за клопом - кровать не выдержала и начала разваливаться. Чтобы не упасть, Иван ухватился за стену, а на стене висел портрет Карла Маркса. Иван упал на пол с половинкой портрета в руках. На следующий день однокашник Шевцова, некто Макович, сообщил о происшествии в записке директору техникума. - Он писал, что я порвал портрет из антисемитских побуждений и что я однажды обозвал его, Маковича, жидом. Называл я его жидом или нет, я не помню, но портрет-то я точно случайно порвал. Но меня за это отчислили. У Шевцова был друг, фамилия друга была Ежов. Именно Ежов предложил Ивану поехать в Минск искать правду. Поехали вместе. Пошли в республиканский Наркомпрос, секретарша наркома спросила Ежова, не родственник ли он Николаю Ивановичу («Разве это имеет значение?» - важно ответил Ежов) и попросила подождать. Пока ждали, бродили по коридорам дома правительства БССР. В том же здании несколько кабинетов занимала редакция республиканской газеты «Звязда», зашли и туда. Там разговор о родственниках повторился практически дословно, и редактор сказал, что тема несправедливого наказания «Звязду» занимает давно, и газета готова немедленно отправить в Оршу своего корреспондента, который разберется и напишет все как есть. Действительно, через два дня в «Звязде» вышла статья «Как понимают бдительность в Орше», а Шевцов приказом наркома просвещения БССР был восстановлен в техникуме. - Но возвращаться туда я уже не захотел, - рассказывает Шевцов. - Хотелось служить родной стране, и я поехал в Саратов поступать в бронетанковое училище. На собеседовании перед экзаменами капитан-очкарик, рассматривая щуплого юношу, задумчиво произнес: «Танк - тяжелая штука. Одни гусеницы чего стоят. А вы такой слабенький». Шевцов парировал: «Суворов тоже был не богатырь. Вы бы и его не приняли?» - «Наверное, не принял бы», - согласился офицер и вдруг спросил: «А почему бы вам не поступить в пограничное училище? Это недалеко отсюда». - А я просто не знал, что в Саратове учат на пограничников. Знал бы - не задумываясь пошел. III. В апреле 1941 года лейтенант Шевцов оказался под арестом. Случилось это так: он проводил учебно-боевую тревогу и забыл предупредить о ней соседние заставы. Когда на заставе Шевцова началась стрельба (никто же не знал, что стреляют холостыми), все решили, что началась война, по тревоге были подняты стоявшая на границе Чапаевская дивизия, а также Дунайская флотилия и 20 погранзастав. Начальник погранотряда присудил Шевцову за такое хулиганство 5 суток домашнего ареста, но поскольку Шевцов и жил на заставе, то командовать своими бойцами он не перестал даже арестованным. А поскольку инцидент с учебной тревогой вскрыл недостатки в согласованности действий разных родов войск, то после ареста Шевцова назначили заместителем начальника местной комендатуры по боевой подготовке. В подчинении 20-летнего офицера оказалась уже не одна застава, а целых пять. На одной из них он и встретил 22 июня 1941 года. Первую атаку немцев пограничники Шевцова отбили. Двое немецких солдат были убиты и сброшены в Дунай, с нашей стороны жертв не было. Продержались неделю - не Брестская крепость, конечно, но все равно достойно. Потом вместе с остальными частями отступали до Тулы, потом - четыре года в действующей армии, в разведке. Шевцов был готов рассказывать про войну, но я перебил, потому что про литературу в его случае интереснее. IV. - Захотелось высказаться о «неприкасаемых» в советской литературе, прежде всего - о Суркове и об Эренбурге, которые, как я считал и считаю, занимали в обществе положение гораздо более высокое, чем позволяли их литературные заслуги. Письмо опубликовали, а подполковника Шевцова пригласили в Москву - работать в «Красной звезде». В 1948 году он стал спецкором главной военной газеты, одним из четырех. Работал до 1951 года. - А потом меня вызвали в ЦК партии и говорят: «Нам не хватает журналистов-международников, и есть мнение, что вы справитесь с этой работой». Я говорю: «Нет, спасибо, я хочу до полковника дослужиться, чтобы у меня нормальная пенсия была». Мне говорят: «Понятно», - и через два дня в редакцию приходит бумага: рекомендовать подполковника Шевцова собкором «Известий» в Софии с сохранением в рядах Вооруженных сил СССР. Подписано: Сталин, Маленков, Суслов. Шевцов проработал в Болгарии пять лет. Писал не только о стране пребывания, но и обо всех балканских делах: о Греции, об Албании и, конечно, о Югославии, которая к тому времени уже стала примерно тем же, чем для нынешней России являются Грузия и Эстония вместе взятые. - Мне звонят из «Известий» и говорят: «Слушай, Шевцов, ты каждый день по триста строк передаешь. Молодец, что стараешься, но мы не можем делать вид, что Балканы - это центр мира. Если хочется много писать, пиши в другие газеты и журналы, мы не против». И я писал: и в «Огонек», и в «Октябрь», и еще куда-то. Тогда же полковника мне дали. Когда Хрущев помирился с Тито, софийский корпункт «Известий» был просто ликвидирован; впрочем, вряд ли полковник Шевцов, останься он на Балканах, смог бы писать о титовской Югославии хвалебные статьи. Вернуться в «Красную звезду» он не смог - спецкоровская ставка была уже занята. Позвали в газету «Советский флот» заместителем главного редактора. Это была генеральская должность, но Шевцов сказал, что редактор из него никакой, и он хочет быть только спецкором. В маленькой военно-морской газете бывший спецкор «Красной звезды» и международник «Известий» сразу же стал самым уважаемым сотрудником, но вскоре закрыли и «Советский флот». Шевцова снова вызвали в ЦК и предложили новую работу. - Мне сказали: «Редколлегия журнала „Москва“ не справилась с обязанностями, мы их всех разогнали к чертовой матери и вот вам, товарищ Шевцов, партийное задание - рекомендуем вас на должность заместителя главного редактора». Я не очень хотел туда идти, считал себя газетчиком, но Союз писателей сразу давал своим сотрудникам квартиры, а мне было уже сорок лет, и мы с женой жили в ее комнате в коммуналке. Согласился. V. - Однажды мы сидели у него в мастерской, и он мне говорит: слушай, Иван, что происходит? Мы, реалисты, чувствуем себя ненужными. Отовсюду прет формализм, еврейское засилье. Давай напишем письмо коллективное в ЦК партии. Ты напишешь, я подпишу, еще кто-нибудь подпишет - товарищи в ЦК озаботятся. Я написал письмо, принес его Вучетичу, он оставил его в мастерской на столе. И с этого стола его и утащил помощник Вучетича Шейман, такой ужасный прохиндей. Отнес своему другу в «Известия», тот отдал Аджубею, Аджубей отнес в ЦК Поспелову, у которого настоящая фамилия была - Фойгельсон. Петр Поспелов был кандидатом в члены президиума ЦК, его непосредственной начальницей была Екатерина Фурцева, член президиума. К ней и вызвали Ивана Шевцова. - Вызвали не только меня, но и Софронова, Кочетова, Грибачева (Анатолий Софронов, Всеволод Кочетов и Николай Грибачев - советские писатели-охранители, главные редакторы «Огонька», «Октября» и «Советского Союза» соответственно - О.К.) - мы не пересекались, с каждым разговаривали отдельно. Аджубей почему-то решил, что за письмом стоят они, хотя они даже подписывать его отказались, потому что боялись за свои журналы. И вот я захожу в кабинет к Фурцевой, там сидит Поспелов, весь красный. Екатерина Алексеевна стала меня расспрашивать про «Москву», про писательские дела, Поспелов не выдержал и перебивает: «Надо переходить к главному. Что за письмо в ЦК вы написали?» Я отвечаю: «Разве я посылал в ЦК какое-нибудь письмо?» Поспелову ответить нечего, и он начинает: «Вот, вы хотите поссорить партию с народом». Я собрался спросить, с каким именно народом, но тут Фурцева вмешалась: все нормально, работайте. Встреча окончена. VI. - Да не покровитель, просто друг. Он сам позвонил мне после разгромных рецензий на «Тлю», пригласил к себе в Кремль (он был первым заместителем Председателя Совета министров, и кабинет у него был в Кремле). Я приехал, он обнял меня и говорит: «Великолепный роман вы написали». Подружились мы. Я стал бывать у него в Кремле дважды в неделю - просто разговаривали, спорили. Он говорит мне: «Только в одном ты, Иван, неправ. Тля - она и есть тля. Партия дунет на нее, и она рассыплется». А я ему отвечаю: «Э, нет, брат. Это они первыми дунут, и вы рассыплетесь, а не они». Потом Брежнев (не в последнюю очередь из-за дружбы со мной) Полянского вначале перевел в министры сельского хозяйства, затем отправил послом в Японию, а после в Норвегию, а потом и вовсе - на пенсию в шестьдесят с чем-то лет. Встретились мы, когда он из Осло вернулся, и говорит мне Полянский: «Ну что, Иван, прав ты был: тля победила». Даже будучи членом Политбюро, Полянский был не настолько влиятелен, чтобы оградить своего друга Шевцова от свалившихся на него после «Тли» проблем. Единственное, чем он помог - договориться с Воениздатом и «Московским рабочим» о публикации двух новых романов Шевцова (это 1970 год - через шесть лет после «Тли»). В Воениздате в набор ушли «Любовь и ненависть», история об офицереподводнике, конфликтующем с интеллигентами-космополитами, в «Мосрабе» - «Во имя отца и сына», семейная сага о династии литейщиков с металлургического завода (фраза «Каждому светят свои звезды» - о шестиконечных снежинках, разделявших стихотворения в журнале «Юность», - из этого романа). Обе публикации готовились в почти конспиративной обстановке. - Я упросил директора Воениздата Александра Ивановича Копытина задержать сдачу «Любви и ненависти» в типографию, чтобы роман вышел день в день с «Отцом и сыном». Он ворчал по поводу того, что издательство терпит убытки, но я объяснил, что для меня это очень важно, ведь если один роман выйдет раньше, то поднимется шум, и второму выйти мои доброжелатели просто не дадут. «Любовь и ненависть» Шевцов вначале хотел отдать в «Октябрь» Всеволоду Кочетову, но тот сказал ему: «Понимаешь, если роман выйдет в журнале, издательства его уже не возьмут, так что решай сам». Шевцов при этом уверен, что все дело было в романе самого Кочетова «Чего же ты хочешь?», который по тематике был близок «Любви и ненависти» и мог отвлечь читателей от кочетовского произведения. - С Кочетовым у меня были хорошие отношения, но дружбы не было. Да и откуда ей взяться - ведь у него жена была еврейка. VII. - На очередном собрании Жуков говорит: Шевцова принимать нельзя, он Анну Самойловну Берзер (известный в те годы литературный критик и редактор - О.К.) из «Москвы» уволил за то, что она еврейка. Я возмутился: Что значит: за то, что она еврейка? За то, что не работала ни хрена, не умела просто. Уволил. А потом Твардовский взял ее в «Новый мир» секретаршей, поставил ее подпись под двумя статьями, и ее за эти статьи приняли в Союз. А меня за девять романов не приняли! В 1974 году по ВВС в выпуске новостей передали: «Писатель-антисемит Шевцов строит под Москвой Анти-Переделкино». Действительно, в начале семидесятых на гонорары, полученные после двух последних романов, Шевцов построил дачу под Загорском (нынешний Сергиев Посад) в поселке Семхоз, за ним потянулись его друзья-писатели: Анатолий Иванов, Петр Проскурин, Ефим Пермитин, Аркадий Первенцев и другие. Получилось действительно что-то вроде патриотического Переделкина. Председателем кооператива избрали Шевцова - единственного из дачников, у кого не было писательского членского билета. О Петре Проскурине, авторе «Судьбы», Шевцов говорит с особенным уважением (но и с сочувствием). - Он был очень хороший человек. Но у него была жена еврейка, и она постоянно с ним всюду ходила, ни на минуту не оставляла одного. Только за месяц до смерти он позвонил мне, сказал: «Хочу прийти к тебе один, без жены». И так мы с ним хорошо поговорили, очень откровенно, обо всем. Хороший был человек. VIII. - Я не был врагом советской власти. Я и в ЦК ходил - как коммунист. Например, когда Миша Алексеев бл..данул и напечатал в «Москве» (Михаил Алексеев был главным редактором журнала «Москва» в 1971-1988 годах, - О.К.) стихотворение Липкина «Союз И», в котором писал, что евреи для человечества - то же самое, что союз «и» для языка, я пришел в идеологический отдел и пожаловался на Мишу. Разве диссидент пойдет жаловаться в ЦК? История прозвучала странно: мнеказалось, что Алексеев был хоть и меньшим, чем Шевцов, но все-таки охранителем, то есть, помимо прочего, «немного антисемитом». Что «Союз И» опубликовал именно он, для меня стало новостью. - А чему вы удивляетесь? - смеется Шевцов. - Кочетов об Алексееве правильно сказал: «Он хороший парень, но если бы он оказался на оккупированной территории, немцы сделали бы его бургомистром». С Алексеевым Шевцов дружил до выхода «Тли», потом перестал, и, хотя автор «Ивушки неплакучей» был зятем шевцовского друга художника Судакова, ссоре это не помешало. Не простил Шевцов и другого своего старого товарища Анатолия Софронова, у которого в «Огоньке» вышла чья-то злая статья о Шевцове, и Софронов потом врал Ивану Михайловичу, что не видел этой статьи до выхода журнала, потому что куда-то уезжал. Леонид Леонов, которому очень понравилась «Тля» и который, как говорит Шевцов, если бы не был таким трусом, сам написал бы что-то в этом роде, после «Тли» Шевцова избегал, только за несколько лет до смерти однажды позвонил и сказал, что Шевцов ему приснился: в бурке, с саблей и на коне. Но к Леонову-писателю Шевцов относится не очень хорошо: считает, что у Леонида Максимовича была только одна стоящая вещь - «Русский лес», а остальное - заслуга Горького, сумевшего в свое время пропиарить молодого автора. IX. - Нехорошо, может быть, этим хвастаться, но когда Питирим умирал, он прижимал к груди мою книгу «В борьбе с дьяволом», - говорит писатель. «В борьбе с дьяволом» - изданный с благословения митрополита Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычева) сборник: c романом «Остров дьявола» о секретной лаборатории по производству ядов (в которой под началом сионистов работают бывшие нацистские офицеры)и очерками «Соколы» о друзьях (от Вучетича до бывшего министра печати Миронова). Пытаюсь пошутить: спрашиваю, не в этом ли издательстве выходила «Майн кампф». Шевцов серьезно отвечает: - Нет, не в этом. Я бы никогда не стал печататься в одном издательстве с Гитлером. X. Шевцов заметно теряется: - Для меня СССР и православная Русь - это одно и то же. Я православный, но я и коммунист, хотя цену и Хрущеву, и Брежневу знаю. Что говорить, если у Брежнева в Политбюро русские жены были только у Кириленко и у Долгих. Россия моей мечты… Знаете, я хочу, чтобы у нее был президент-патриот. Чтобы говорил, как Путин, но при этом и делал то, что говорит. Или чтобы как Зюганов, но только без зюгановских недостатков, которых у настоящего Зюганова слишком много. Уточняю: то есть президентская республика? Шевцов кивает: - Да, президентская. Как у Лукашенко. Я тоже киваю. Вижу, что России-мечты у Шевцова нет. XI. Я хочу спросить, общается ли Иван Шевцов с Федором Бондарчуком, но не спрашиваю - и так понятно. Пожимаю парализованную правую руку, желаю здоровья. XII. Конечно, Иван Шевцов - классический Иван-дурак, и, пожалуй, его простодушие важнее его маниакальности. В девятнадцатом году он мог стать прекрасным рабселькором или даже знаменитым пролетарским писателем - чтобы через два десятка лет удобрить собой колымские мерзлые почвы. Но он опоздал, и шансов у него уже не было - ни на Колыму, ни на успех. Когда система отстроила себя сама, невежество, легитимированное на словах, на деле порождало сплошные неудобства. Иван-дурак не вписывался ни в суровый позднесталинский режим, ни в либеральный хрущевский, ни в унылый брежневский просто потому, что он, Иванушка, органически чужд любой системе. Тля действительно победила - тут с Шевцовым трудно не согласиться, - и даже перестала ощущать себя тлей. Шевцов же постоянно напоминал ей об этом - но не как обличитель, каким он себя самонадеянно считает до сих пор, - а как зеркало. Вероятно, потому его инстинктивно сторонились даже соратники. Иван-дурак - самый одинокий, самый неприкаянный, самый отринутый русский герой. Поэтому, наверное, и самый любимый. Версия для печати
![]() |
![]() |
АВТОРЫ Леонтьев Ярослав Топоров Адриан Чарный Семен Азольский Анатолий Андреева Анна Аммосов Юрий Арпишкин Юрий Астров Андрей Бахарева Мария Бессуднов Алексей Бойко Андрей Болмат Сергей Боссарт Алла Брисенко Дмитрий Бутрин Дмитрий Быков Дмитрий Веселая Елена Воденников Дмитрий Володин Алексей Волохов Михаил Газарян Карен Гамалов Андрей Галковский Дмитрий Глущенко Ирина Говор Елена Горелов Денис Громов Андрей Губин Дмитрий Гурфинкель Юрий Данилов Дмитрий Делягин Михаил Дмитриев-Арбатский Сергей Долгинова Евгения Дорожкин Эдуард Дудинский Игорь Еременко Алексей Жарков Василий Йозефавичус Геннадий Ипполитов Аркадий Кашин Олег Кабанова Ольга Кагарлицкий Борис Кантор Максим Караулов Игорь Клименко Евгений Ковалев Андрей Корк Бертольд Красовский Антон Крижевский Алексей Кузьминская Анна Кузьминский Борис Куприянов Борис Лазутин Леонид Левина Анна Липницкий Александр Лукьянова Ирина Мальгин Андрей Мальцев Игорь Маслова Лидия Мелихов Александр Милов Евгений Митрофанов Алексей Михайлова Ольга Михин Михаил Можаев Александр Морозов Александр Москвина Татьяна Мухина Антонина Новикова Мариам Носов Сергей Ольшанский Дмитрий Павлов Валерий Парамонов Борис Пахмутова Мария Пирогов Лев Пищикова Евгения Поляков Дмитрий Порошин Игорь Покоева Ирина Прилепин Захар Проскурин Олег Прусс Ирина Пряников Павел Пыхова Наталья Русанов Александр Сапрыкин Юрий Сараскина Людмила Семеляк Максим Смирнов-Греч Глеб Степанова Мария Сусленков Виталий Сырникова Людмила Толстая Наталья Толстая Татьяна Толстой Иван Тимофеевский Александр Тыкулов Денис Фрумкина Ревекка Харитонов Михаил Храмчихин Александр Черноморский Павел Чеховская Анастасия Чугунова Елена Чудакова Мариэтта Шадронов Вячеслав Шалимов Александр Шелин Сергей Шерга Екатерина Янышев Санджар |
![]() |
||||||||||||||||
![]() | ||||||||||||||||||||||
|