Небольшая любовь

Русская девушка и нерусский мужчина

На Западе человек с фобиями приходит к психологу, садится на кушетку и за собственные деньги все ему рассказывает. Такой способ времяпрепровождения западный человек считает достаточно эффективным, — по крайней мере, прибегает к нему регулярно. Русскому человеку он тоже знаком, правда, денег не требует и называется простым словом «выговориться». Прибегает к нему русский человек еще регулярнее, в различных обстоятельствах места, времени и действия — список этих архетипических обстоятельств лишь открывается стопкой, воблой и визави. Выговаривается русский человек также в очереди, дома на кухне, в общественном транспорте, однако результат собственных откровений никогда не кажется ему достаточно эффективным (не все сказал, не выслушали до конца, да что говорить, все равно ничего не изменишь, etc). Принципиальная разница между русским и западным человеком заключается, однако, не в этих, глубоко второстепенных обстоятельствах. А в одном, главном: западный человек отлично осознает, что проблема — внутри него, русский же неизменно уверен, что она вовне. Я и сама прошла через это.

— Новодворская — такая сионистка! — говорила соседка, бывший советский инженер, мать-одиночка, прижившая дочь от несостоявшегося супруга, кандидата наук, даже не мечтавшего стать доктором. Она и сама была некрасивой женщиной с толстыми ногами, с прямыми волосами, забранными в пучок. Тот факт, что ее ненависть была направлена на Новодворскую, а не Хакамаду, неопровержимо свидетельствовал: никаких женских амбиций у нее уже не осталось, сексуальность обернулась чистейшей сублимацией. Сионизм отсылал к эротическим переживаниям молодости, к эпохе, когда советское еврейство в лице видных деятелей науки и культуры единодушно осудило агрессию израильской военщины против мирного арабского населения. Советская военная мощь, так и не вставшая на защиту арабского населения, была олицетворением ее девичьих грез, которым тоже не суждено было стать реальностью: грубая сила обернулась недодоктором наук.

Честно говоря, мне никогда не было до конца понятно, почему у советского (читай — русского) народа арабы должны были вызывать симпатию или даже жалость. Я видела их по телевизору множество раз в выпусках новостей. Мало приятного. Буйные бороды, масляные безумные глаза. Истерическое аффектированное поведение. Крики, дрыганье. Они что-то выкликали, подпрыгивая, а после начинали крутиться как юла. Религиозные фанатики. Больше всего мне неприятны были их женщины — коротконогие, полные, совершенно не женственные. Замотанные в какие-то черные платки, они имели вид жертв, которым никто никогда не придет на помощь. Я размышляла о мусульманской традиции многоженства, но чем дальше, тем больше приходила к выводу, что количество вряд ли способно в данном случае перейти в качество. Сколь же утилитарным, циничным и совершенно лишенным какого бы то ни было чувства должно быть отношение мусульманского самца к своим многочисленным самкам, если он способен прельститься тремя, а то и тридцатью подобными неаппетитными экземплярами. Причем этим, как я понимала, дело отнюдь не ограничивалось.

Однажды я побывала в Стамбуле с экскурсией. Обычное дело: пятьсот долларов с носа — перелет и проживание в отеле в историческом центре города в течение недели по системе полупансиона, посещение основных достопримечательностей, катание по Босфору на катере. В число достопримечательностей попало кафе на крыше здания на одной из центральных улиц. Всей группе был заказан один и тот же напиток — hot chocolate. Когда официант подошел к столу, гид вдруг игриво обратился к нему с вопросом: «Наташа-маташа барма?» Означало это следующее: нет ли тут у вас в запасе русских девушек легкого поведения? Официант на мгновение смутился, а потом захохотал. Еще через мгновение хохотала вся группа. А мне хотелось плакать. Русские девушки, которых только что, прилюдно, фактически назвали проститутками, не только не оскорбились, но и обрадовались. Неудивительно, что после этого на Востоке стоит какой-нибудь русской девушке пройти по залитой солнцем улице, коснуться своими ногами знойного асфальта, — к ней немедленно тянутся руки и звучат вслед разнообразные слова, всегда означающие одно и то же. Она, конечно же, кривится, краснеет, она прибавляет шаг, но не нужно быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понимать: «нет» на языке девушек почти всегда означает «да». И добро бы она пошла после этого к психоаналитику, присела на кушетку и повинилась во всем: «Грешна я, психоаналитик, ой, грешна». Нет, она рассказывает подругам об этом случае, притворно возмущаясь сексуальным харрасментом мусульманского Востока или московских диаспор.

— Дэвющк, подвезти? Куда ехать, да? Нэт, дорогу не знаю, подскажещь, да? — кто не слышал этих сладостно-страшных слов. И ведь садятся, и едут, и подсказывают. А после квартиры переписывают на них, а после по судам бегают, пытаясь что-то доказать, что-то вернуть. Поздно, дэвющк. Поздно. Не знаю, как в Коране, но даже беглое знакомство с Библией способно убедить самую глупую и доверчивую блондинку, что запретный плод сладок, однако искушению поддаваться не следует. Но блондинку не убедишь, и она устремляется в объятия джигита, усатого, как Валерий Комиссаров, и сексуального, как Джеймс Бонд, чтобы потом горько пожалеть об этом. Самое печальное, что от такого скачка через морально-нравственный и культурно-этнографический Рубикон не застрахована ни одна девушка.

То был не таксист, не продавец арбузов и не чистильщик обуви. То был бизнесмен средней руки. Черный блестящий плащ, такие же туфли с загнутыми, как у Маленького Мука, носами, перстень с печаткой, широкая улыбка. Усов не было, был подержанный «Мерседес». Относительно чистая русская речь. Небольшие проблемы со склонениями и спряжениями, но не более того. Волосатые руки. Одинокий, как выяснилось. Мы познакомились в кафе. Он сидел за соседним столиком, встал и, вставая, облил меня моим же коктейлем, который задел полой плаща. Предложил подвезти меня, чтобы я не шла по улицам в липком разноцветном плаще: «Смеяться будут». Я — уже в машине — перешла в наступление в том смысле, что ваши, мол, конечно, будут. Мы затронули тему межнационального согласия, и я сказала, что на Востоке, конечно, уважают старших, но почему же к женщине такое потребительское отношение. Он что-то возразил, почти нечленораздельное, продолжал вести машину, крутя руль своими волосатыми пальцами. Я смотрела на пальцы и думала, что бы сказать еще, но как-то ничего не приходило в голову. Он на меня не смотрел, а смотрел на дорогу. «Ну конечно, потребительское отношение к женщине!» — мне казалось, что я подумала это, но я это сказала. А потом добавила: «Вот вы сейчас меня везете так, будто я картошка или какой другой товар, помидоры». «А как вас везти?» — спросил он. И тут я неожиданно для него и для себя его поцеловала. В не очень-то бритую щеку. Он отстранил меня, и мы поехали дальше, и я поняла, что фобии мои все исчезли и я больше не боюсь, что меня изнасилует кавказец-таксист. А через две недели гражданка Иванникова убила ножом подвозившего ее чурку, а потом получила за это премию. Пятьдесят тысяч рублей. Не облагаемых налогом.

Версия для печати