Полумажорка, полубомж

Дурная сила веселой Виолетты

В первый раз я услышала о Виолетте два года назад. НТВ показало сюжет — пятнадцатилетняя девочка откуда-то взяла лошадь, привязала ее к дереву в собственном дворе, кормила овсяными хлопьями, не давала воды — может быть, и не знает, как правильно ухаживать за лошадьми. Поначалу было не совсем понятно, что именно произошло: может быть, чистый глупый ребенок возмутился тем, как обращаются с животными «прогулочники» (владельцы маленьких конюшен, катающие «на лошадках» детей в парках), может быть, лошадь убежала сама и девочка привела ее во двор из альтруистических побуждений. Однако по ходу развития телевизионного сюжета картина начала складываться диковатая. Лошадь — кобылу Офелию — Виолетта купила за 40 тысяч рублей, но купила у неизвестных лиц, Офелию укравших; кобыла находится в ужасном состоянии — на спине рана от неправильно закрепленного седла; девочка Виолетта ночует вместе со своей лошадкой в парке под кустом или гоняет ее галопом по парковым дорожкам, до обмороков пугая гуляющих с детьми дам. Соседи рассказывали о девочке Виолетте крайне неприятные истории: поджигает двери в подъезде, ходит с собаками бойцовых пород, натравливает этих стаффов и ротвейлеров на бесхозных, бродячих животных. Ворует домашних собачек и тоже использует их как потраву, тренируя на них своих бойцовых псов. Плохая, очень странная девочка, жить с которой в одном доме опасно и противно. Более всего меня задело, что все соседи, появлявшиеся в кадре, попросили закрыть их лица мозаикой, сеточкой — во избежание идентификации. К чему эти тщетные предосторожности, неужели настолько страшно? Тут, наконец, дело дошло и до съемки репортажной — в кадре появились девочка Виолетта и ее дедушка; они недовольны и присутствием камеры, и общественным возмущением, и опасностью лишиться Офелии — соседи упросили сотрудников Битцевского конно-спортивного комплекса спасти лошадь от странной Виолетты. Вот они — дедушка и девочка.

Красивый седовласый старик (с породой, со статью) машет железной палкой, сердится: «Кто такие, вон пошли!»

К оператору бежит Виолетта. Забегает сбоку бодрой иноходью, с открытым веселым лицом, глаза ясные (даже не скажешь отчаянные — нет, веселые), веселье в чистом виде. Добегает и кусает оператора за руку. Съемка на этом, естественно, заканчивается. Объектив уходит вниз, в кадре трава, за кадром глухая божба.

Потом я пересматривала этот сюжет много раз. И всякий раз разница меж обычным телевизионным продуктом (соседи с закрытыми лицами, печальная усталая кобыла возле дерева) и виолеттиной пробежкой била в глаза. Разница буквально эстетическая, а не этическая. Кусочек с Виолеттой гляделся цитатой из пусть дурного, но безусловно художественного, кинематографического текста. Виолетта играет. Свобода и сила была в этом беге. Сила воли — как сила свободы, притяжение вольницы.

Вот это бесконечно открытое, веселое лицо Виолетты и закрытые «мозаикой» лица соседей — скромный символ всего того тяжелого и неприятного, что происходит уже три года на Юго-Западе Москвы, на улице 26-ти Бакинских комиссаров.

Виолетта (ныне семнадцати с половиной лет) состоит на учете в психоневрологическом диспансере. Она никогда не училась в школе — разве что некоторое время находилась на домашнем обучении (по другим сведениям, к ней раз в неделю приходила подруга бабушки в качестве домашнего педагога). Она неопрятно одевается, ходит в мужской одежде (иной раз при галстуке), перевязывает грудь бинтом, иногда представляется как Сергей. Она совершенно не социализирована. Всех, естественно, удивляет — что же родители, да есть ли мама? Мама есть, вполне себе интеллигентная мама, юрист, иногда аттестуемая как «безработный адвокат». Мама живет на востоке Москвы, на Волжском бульваре, там же Виолетта (по месту жительства матери) состоит на учете в отделе по делам несовершеннолетних. Однако последние годы она проживает вместе с бабушкой и дедушкой на Юго-Западе. Обстоятельство это утяжеляет труды общественности, пытающейся как-то приструнить девицу — ответственность, разделенная на два отделения милиции, делает ничтожно малой возможность хоть какое-то из них заставить действовать.

Виолетта — поздний ребенок, ее дедушка и бабушка — очень пожилые люди. Бабушка парализована, ее уже два года не видел никто из соседей. Тут необходимо как-то полнее набросать историю семьи.

Печально угасание некогда успешной фамилии. Дедушка, в былом, по словам соседей, сотрудник советского представительства при ООН, крупный чиновник, незаурядный человек. В 1972 году семья, вернувшаяся из Швейцарии, получила новую квартиру в только что построенном на Юго-Западе доме. Хороший, красивый дом, престижная интеллигентская окраина, впереди — сверкающее будущее, исполненное довольства. Помните ли вы, какое впечатление в те годы производили люди, приехавшие из длительной загранкомандировки? Да еще из Европы, а не из Гвинеи-Биссау? Полубоги, почти иностранцы. Бабушка Виолетты, тогда цветущая сорокалетняя женщина, запомнилась учтивостью и гостеприимством, росли две прелестные дочурки… Словом, блестящая семья, уютный дом, набитый заграничными диковинками. Соседи говорят: «Чай с бергамотом мы в первый раз в жизни именно у них попробовали!»

И что же сейчас? А сейчас вот что. Позвольте процитировать выдержки из заявления одного из соседей в ОВД «Тропарево-Никулино»: «В течение всего года в ночное время в квартире постоянно происходят столкновения между дедом и внучкой: крики, периодически опрокидывается мебель. Примерно два месяца назад в час ночи ко мне обратился дед, попросил вызвать милицию к ним на квартиру (вызов зафиксирован дежурной частью „Тропарево-Никулино“). Причина вызова — избиение деда и бабушки внучкой Виолеттой. Повод для конфликта: Виолетта не позволяла деду вызвать „Скорую помощь“ для бабушки и оборвала телефонные провода в их квартире. По приезду наряда дед попросил не предпринимать никаких действий по отношению к внучке, так как „все уладилось, она ушла и больше сюда не вернется“. Однако не прошло и нескольких недель, как было еще одно столкновение между дедом и Виолеттой. Оно продолжалось до пяти утра и носило настолько ожесточенный характер, что приходили жаловаться жильцы, проживающие тремя этажами ниже. Под конец дед кричал громко и бессмысленно, как животное».

Громко и бессмысленно, как животное. Тем не менее и мама Виолетты, и дедушка стойко защищают девицу и вместе с ней противостоят общественности.

Что еще делает Виолетта? Она «поджигает» соседей (зафиксировано двадцать поджогов — двери, балконы, один раз — электрический распределительный щит). Имеются акты о пожарах и справки из МЧС. Еще Виолетта сожгла инвалидную коляску, принадлежавшую инвалиду 1-й группы К. Ю. Васильеву — только потому, что его матушка сделала ей замечание. Естественно, тотчас было подано заявление в ОВД «Тропарево-Никулино». Еще Виолетта бросает соседям на голову стеклянную тару — с балкона. Одна из соседок спаслась чудом — двухлитровая банка пролетела в каком-нибудь сантиметре. Так что начальнику ОВД «Тропарево-Никулино» было подано еще одно заявление — с просьбой возбудить уголовное дело в связи с покушением на жизнь. А жители подъезда начали ходить с зонтами — входят в зону обстрела и открывают зонтик. И уж конечно, только под зонтами начали вывозить из подъезда детские коляски.

Но главная мука — это, конечно, собаки. Тут такое неприятное обилие материала, такие подробности. Изувеченные собаки, принадлежащие самой Виолетте, выброшенные ею за дверь и рвущиеся обратно домой, в свой ад. Пожилые женщины, у которых Виолетта украла домашнюю собачку, часами стоящие на лестничной клетке и умоляющие (через дверь) саму девицу или ее деда отдать Манечку или Шпунтика: «Ну я же слышу, это его голос!» Соседи для таких случаев имеют вспомоществовательный набор: табуретка, валидол и адрес ОВД. Реальную пользу приносит только табуретка. Постоянно меняются собаки у самой Виолетты — всегда крупные, всегда бойцовских пород. У нее был канарский дог, стаффордширский терьер, американский бульдог, несколько ротвейлеров. Собаки выглядят голодными и неухоженными, многие время от времени бывают травмированы. То раны от укусов на них, то следы побоев. Но главное, конечно, судьба ворованных шпунтиков — Виолетта натравливает на несчастных собак своих несчастных бойцов. Иногда снимает сцены потравы на мобильный телефон, и они каким-то образом попадают в Интернет. Иногда передает фотографии изувеченных, мертвых уже собак хозяевам. Она вообще вступает в контакт с хозяевами украденных животных, находя в этом, видимо, некоторое удовольствие. Звонит по телефонам с ошейников — ведь все теперь пишут на собачьих ошейниках свои мобильные телефоны. С Ирой Ивановной Зельман, у которой украла лабрадора Масю, разговаривала и даже виделась неоднократно, передала ошейник — а потом отдала и фотографии. Вот конец заявления Иры Ивановны в прокуратуру: «Прошу возбудить уголовное дело по факту умышленного уничтожения моего имущества — собаки по кличке „Мася“, кобеля 7-ми лет, породы помесь лабрадора, окраса черного с белой грудкой».

Ох ты, горе  горькое. Ну какое тут имущество, когда у имущества белая грудка. И, однако же, пострадавшие вынуждены уповать только на то, что кража животных квалифицируется как кража имущества, и по многочисленным фактам и заявлениям возможно завести уголовное дело. Отказывают. Дело Зельман было квалифицировано как гражданское. Суд уже был. Виолетта должна выплатить пострадавшей 20 тысяч рублей.

А зачем так нужно уголовное дело? Потому что только в рамках уголовного дела либо следователь (в процессе следственных мероприятий), либо судья (в процессе судопроизводства) может направить Виолетту на психиатрическую экспертизу. А уж по ее результатам судья может назначить и принудительное лечение.

Другого пути нет — Виолетта имеет живых и здоровых близких родственников, которые не желают ее освидетельствования.

Случай с девочкой Виолеттой — дело чрезвычайно резонансное.

Про нее писали в газетах «Московский комсомолец», «Новые Известия» — да собственно, во всех газетах про нее писали. Могучая телевизионная триада — НТВ, РТР и ОРТ отдала дань скандальной теме — были сняты сюжеты. Я никогда не думала, что обыкновенное районное ОВД может так величаво (оптом) игнорировать все средства массовой информации. Соседи, уставшие от публичности, до чеканной точности довели свои формулировки: «Я вижусь с журналистами чаще, чем со своей тещей»; «Мать Виолетты не хочет ничего делать, а милиция хочет ничего не делать». Да что ж отвечают в этой самой милиции? Соседям отвечают: «Что мы можем поделать — она же сумасшедшая!»

Возможно, средний милиционер онтологически боится безумия? Не хочет связываться? Ребенок ближе всех к небытию — а милиционер к потере рассудка? Вряд ли. Может быть, напротив того, бесконечная свобода и дурная сила веселой Виолетты завораживает любителей и знатоков силы? Да разве и соседи не думали и не гадали о причинах оцепенения правоохранительной системы? Думали, да так ничего и не придумали. Разве вот что: «Сначала нам казалось, что в этой семье еще сохранились знакомства, что мать Виолетты имеет влиятельных друзей. А потом поняли — нам легче строить конспирологические сценарии, нежели признать, что мы просто никому не интересны».

И если вам кажется, что сделано еще не все, использованы не все возможности влияния — так нет же. Размеры текста не позволяют перечислить все коллективные жалобы и все поданные заявления. В УВД ЗАО и в Никулинскую Межрайонную прокуратуру, в Генеральную прокуратуру РФ. Кроме того, к делу подключились зоозащитники — тут и пикеты, плакаты и листовки «Защитите животных от Виолетты» (которые, кстати, милиция распространять не разрешила), и попытка использовать статью 245 УК РФ «Жестокое обращение с животными».

Что же происходит на самом деле? Перед нами недовоспитанная, испорченная девица, недобезумная (ибо все-таки способна вести себя при желании вполне адекватно), не доросшая до самых примитивных представлений не то чтобы о добре и зле, а о «хорошо и плохо». Полумажорка, полубомж (ибо квартиру деда превратила из гнездышка в пристанище, лежбище, бомжатник). Можно было бы сказать — недолюбленная, но тут скорее другое — глупо, преступно, небрежно перелюбленная. Сильная натура, сломавшая, подчинившая себе всех любящих ее людей. Недопреступница, ибо покушается только на животных, которые в представлении правоохранительных органов — недоимущество.

Ей противостоит недогражданское общество — соседи, боящиеся показать свои лица по телевизору, просящие не называть своих фамилий в газетных статьях. Страшно же! Имеются еще и недозащитники. Однажды двое сильных, добродушных сержантов (наряд городской милиции, вызванный хозяйкой одной из украденных собак) отказались заходить в квартиру: «Там ведь большие собаки? Ну нет, мы без оружия!» Недодуманное законодательство, недорасследованные происшествия, недорассмотренные жалобы, недожалостливость общественной атмосферы — Виолетта, сама являющаяся никем определенно и злодеем лишь наполовину, находится в полной гармонии с реальностью. Да она гораздо больше человек системы, чем добропорядочный обыватель. По крайней мере, она инстинктивно играет на пороках системы, а ее соседи так и не научились пользоваться ее добродетелями.

Версия для печати